Совершали мы на закате променад по набережной. Уже шли домой, дети устали, Вано покоился в коляске, а Степа заныл, что устал скакать и тоже хочет в коляску. На самом деле Степа любит иной раз проехаться на подножке нашей многострадальной, четырежды орденоносной, прошедшей все беды и несчастья, невзгоды и радости, побывавшей в десятке стран, исправно возившей на себе Степу, затем Ваню а теперь и Степу и Ваню вместе, а ещё вещи, воду и ещё два беговела коляску.
Степа обычно пристраивается спереди, садится довольно бесцеремонно на Ваню и так едет.

В этот раз всё было точно так же если не считать того, что Степа был очень возбужден поездкой к крокодилам и покупкой мыльных пузырей на бензоколонке на обратном пути (в том числе и для Вани – он сам несколько раз говорил об этом). Так вот, Степа непрерывно вертелся, размахивал своими мыльными пузырями и вообще вел себя довольно разнузданно. Я раз ему сказал что он вывалится. Если не успокоится. Два сказал. Три сказал. На четвертый раз Вано достал откуда-то из под Степы пухлую ногу и дал ему пинка. Степа вылетел вперед как вылетают при аварии в фильмах через лобовое стекло каскадеры и упал на асфальт впереди коляски, приземлившись на колени и руки.
Как это водится в большом спорте, а в частности футболе, любой профессиональный футболист отрабатывает травму по полной, выжимая из неё максимум дивидендов. Так и Степа. Как показывают по телевизору во время футбольных матчей, он не поднялся, а остался лежать на асфальте. Мы бросились к нему. Стали поднимать, отряхивать, осматривать, проверять целы ли руки-ноги. Слава богу не было ни царапины. Степа старательно играл свою роль. Он висел на наших руках, держа нас за плечи. Он смотрел куда-то вверх и взгляд его был взглядом великомученика, принимающего свою судьбу и знающего своё предназначение в этом бренном мире. Когда стало понятно что пора двигаться дальше, как в сторону дома так и в этом спектакле, Степа обратился с речью к Ване. Когда надо Степа бывает чрезвычайно вежлив. Он сказал:
— Ваня! Ты поступил не хорошо. Я с тобой не дружу. Ты будешь наказан, потому что ты плохо себя ведешь.
После этого я посадил Степу на шею, тем самым прервав его проповедь, и мы продолжили путь домой.
Дома Степа развил максимум пиар-активности в связи с произошедшим актом агрессии со стороны Вано. Первым делом он попытался поставить Ваню в угол:
— Ваня! Иди в угол! Подумай о своём поведении!
Затем нажаловался маме:
— Меня Ваня обидел. Он меня ударил и я упал!
Сначала Даша заволновалась, но я быстро объяснил ей, что она присутствует на театральной постановке. Даша успокоилась.

Видя, что результата особо нет, Степа в знак протеста объявил голодовку.
— Я не буду есть! – заявил он и ушел на диван.
— Ну не будешь, так не будешь – нараспев сказала няня Оля, не улавливающая всю тонкость драматургии спектакля – тогда и печенья перед сном не проси!

Не понятый и отвергнутой публикой Степан начал плакать. Это было уже искренне. Любому артисту нужны зрители и признание.
— Почему ты не будешь есть? – наконец задал я вопрос, который он ждал с самого начала.

— Меня Ваня обидел! Он меня толкнул!
— Ну и ладно – говорю – подумаешь! А сколько раз ты его кусал? И он не устраивал из-за этого такую пиар-кампанию!
— Я не буду есть! И с Ваней больше дружить не буду!
— Да ладно, прости его! Он же твой брат!
— Он не мой братик больше! Он чужой!
— Как чужой? А что он тогда тут делает? Почему он тут живет? И фамилия у него такая же как у тебя!
— Я его соседям отдам!

Меж тем виновник всей истории сидел рядом, с интересом прислушивался к стенаниям Степы и с удовольствием поедал тефтели с гречкой. К тому моменту, когда Степа грозился сдать его соседям и отлучить от семьи, Ваня начал зевать и тереть глаза – мол, пора и честь знать – после сытного-то обеда что полагается по закону Архимеда? Ну вот, сами знаете!

Степа был ужасно раздосадован и только обещание взять его вечером с собой в ресторан, смогло как-то примирить его с окружающим миром, сгладить трагизм ситуации и горечь обиды на брата.