Прихожу тут домой, а  дома родственников некоторое количество – сидят, ждут к ужину и общения требуют. А я как раз после встречи  с одним своим товарищем, есть не хочу — в ресторане встречались. Ну я сел на диван, ногу на ногу, сижу разговоры разговариваю.
И тут Плюша! Пришла ко мне и давай ластиться. И так голову положит, и так повернет, и то одним боком , то другим трется…  И голову на колени кладет и вздыхает, и грустными еврейскими  глазами-бровями Иерусалим показывает и вся извертелась и  уж и не знает какой ракурс наиболее выгодный занять.

Я говорю умиляющимся родственникам – вот, мол, какая животинка благодарная! Взяли из приюта, сиротку, приютили, приголубили – уж сколько времени  прошло  а она всё помнит и ценит.
— Видите, как она меня любит – чтобы облизать чуть-ли не мне на колени взобраться готова – говорил я, важно подняв палец вверх – вот что значит помнит и ценит добро, которое мы ей сделали!

А Плюша и в самом деле – как с ума сошла – прям прилив нежности – и руки лижет, и в глаза заглядывает, и боком трется, и лапками руку обхватывает  и ласково голову кладет…

-Во! – говорил я родственникам – не, ну вы полюбуйтесь на неё! Какое искреннее и доброе существо. И главное вот была б у меня еда какая в руке или косточка  где-то рядом, под подушкой зарыта – было б не удивительно, а тут – ну ничего ж нет! А собака вон как меня обожает!

-Ты моя рыбка, ты моя птичка ласковая! – говорил я Плюше
–А у кого такие мягкие шелковые ушки? У кого? Чистый  силк! – говорил я и показывал наши ушки родственникам.
— А нос!  Нос! Это же кожа! Натюр продукт — натуральная кожа! –умилялся  я.
— Не вы видели эти губы? Это ж нубук! А зубы? Да это же мантулинский сахарный! Чисто рафинад! – демонстрировал я восхищенной   родне  Плюшины многочисленные зубы.
— А глаза? Ну это же не глаза, а вся печаль еврейского народа! – радовался я  и глядя в эти  честные еврейские глаза понимал, что такую любовь  – искреннюю, преданную и самозабвенную невозможно купить ничем!

Ближе к десерту пришла с работы  Даша. Со всеми поздоровалась, меня поцеловала.
Через какое-то время проходя мимо наклонилась и вполголоса сказала мне на ухо:

— Сходи, переоденься пожалуйста.

И голос у неё был такой…  Не хороший – таким голосом обычно говорят про незастегнутую ширинку.

— А что, а что? – заволновался я, правой рукой проверяя брюки.
— Да от тебя едой пахнет так, как будто ты поваром весь день у мангала простоял.

И тут меня осенило…
И в одно мгновение передо мной пронеслась и двухчасовая встреча в ресторане «Урюк» с моим товарищем, и шипящий шашлык из курицы , который подают на мангальчике прямо за стол, и крайний столик прямо около открытой  кухни  (которую я так не люблю в ресторанах именно за то, что запахами готовки пропитывается вся одежда и волосы) ну а затем  и мягкие уши, замшевый нос, белоснежные зубы,  честные  искренние  глаза и выцветшая открытка с  видами  Иерусалима.